Три ноги Чернобога

Уже почти два года идет грызня между мной и поклонниками Чернобога. Как уже говорилось в одной из статей, мне вполне симпатична языческая готика и я не имею ничего против тех, кто иногда путается и отождествляет с Чернобогом какое-либо известное божество. Но когда мне ясно показывают, что я столкнулся с поклонением именно тому, про которого писали “Славянская” и “Миснейская” хроники, которого в русских сказках именуют Кощеем и Чертом, а в сербских – Трояном… Что здесь собрались слуги ТОГО САМОГО – Выродка и Пекленца, который подменял равновесие вселенной ее искажением… Тут от меня пощады дождаться сложно: люди знают КОМУ они кланяются и кого раболепно именуют “Хозяин”. У славян никогда не враждовали между собой по-настоящему ни день с ночью, ни жизнь со смертью, ни зима с летом. Чернобог, согласно легендам времен синкретизма, старался испортить творения Белобога, когда тот создавал землю. Чернобог покушался на солнце, заменяя циклы дня/ночи и зимы/лета эквивалентом ядерной ночи. Чернобог нарушал цикл жизни и смерти, поднимая покойников из могил уже упырями, стригами и прочей нежитью. Если судить по его нынешним служителям, то он и сейчас требует рабского поклонения, ибо довольно странно слышать от “сбросивших ярмо христианства родноверов” обращения типа “о, хозяин!”. Если смотреть на их дела, то ложь, подлог и трусость до сих пор считаются ими нормой. Доходит до воплей откровения, в которых эти люди выражают желание превратиться в нечисть, дабы “ночами летать с окровавленным ртом и пить кровь жидовскую за землю русскую”, либо же утверждают, что “свой черт лучше чужого бога” и “упыри также не зло, с ними можно мирно жить”.

Надевая личины людей, эта нежить всячески пропагандирует свой культ. По их словам, завистливый неудачник может считаться сотворцом вселенной, гнилой некромант – Навьим ковалем, добро и зло – относительными, а вся дрянь человечества, с которой призывали бороться русские сказки, становится необходимой для вселенной частью бытия, потому что ее творцу прималевали еще один лик – Черный. Впрочем, чаяния чернобожников можно понять: христианство тысячу лет пропагандировало рабство среди славянских народов, а потому ставшая привычной обстановка мало изменится. Всего лишь слабый хозяин, запрещавший пьянство, насилие и разврат сменится на хозяина сильного, который все это одобряет. Воистину – отличная приманка для рабов. А потом еще идут удивленные визги: “Почему родноверие в России не поднялось выше неформальской субкультуры?!” Да потому, что рабы не умеют ни творить, ни защищать. Их долг – ублажать хозяина.

Слабым местом Чернобожников являются свидетельства хронистов древности, дошедшие до наших дней сказки и апокрифы. Там однозначно показывается отрицательная роль Черного бога, рассказы о борьбе с ним и его слугами, о том, одной из базовых черт славянского менталитета была бескомпромиссная борьба со злом. Для предков свой черт был далеко не лучше чужого бога. Что делают чернобожнички? Замалчивают те первоисточники, в которых об их патроне говорится однозначно негативно. Приводят другие, в которых возможна двоякая трактовка и всячески давят на правильность своего толкования. Столкнувшись с более подкованным в вопросах истории оппонентом либо игнорируют его аргументы, либо спускаются на истерику по поводу “объявившегося врага русского народа”.

Впрочем, сейчас я предлагаю рассмотреть не столько самих чернобожничков, сколько три их основных аргумента.

1) У Рода – творца вселенной, два лика-аватара – Белобог и Чернобог.

Попросите у сказавшего эти слова предоставить вам хронику или старинное сказание, в котором ОДНОЗНАЧНО была бы сказана эта фраза. Гарантирую, что удивлены вы будете сильно: ваш оппонент начнет юлить, давать ссылки на второстепенные источники или верования других народов, на некую “логичность” собственной аксиомы, на авторитет неоязыческих “волхвов” и т.д. А вся суть в том, что НИ В ОДНОМ ИЗ ДОШЕДШЕМ ДО НАШИХ ВРЕМЕН ИСТОЧНИКЕ НЕ ГОВОРИТСЯ О ДВУХ ЛИКАХ ТВОРЦА ВСЕЛЕННОЙ, КОИМИ ЯКОБЫ ЯВЛЯЮТСЯ БЕЛОБОГ И ЧЕРНОБОГ.

2) Часто ссылаются на отрывок “Славянской хроники” Гельмольда. Конкретно на этот:

“Есть у славян удивительное заблуждение. А именно: во время пиров и возлияний они пускают вкруговую жертвенную чашу, произнося при этом, не скажу благословения, а скорее заклинания от имени богов, а именно, доброго бога и злого, считая, что все преуспеяния добрым, а все несчастья злым богом направляются. Поэтому злого бога они на своем языке называют дьяволом, или Чернобогом, то есть черным богом.” (I – 52).

По мнению чернобожников, если уж на равных поминаются во время пиров за чашей Белобог и Чернобог, то они, как минимум равноценны для людей и вселенной. Однако же, не стоит слепо верить всему, что говорят. В хронике эта фраза выглядит вот так:

“Est autem Slavorum mirabilis error; nam in conviviis et compotacionibus suis pateram circumferunt, in quam conferunt, non dicam consecracionis, sed execracionis verba sub nomine deorum, boni scilicet atque mali, omnem prosperam fortunam a bono deo, adversam a malo dirigi profitentes. Unde etiam malum deum lingua sua Diabol sive Zcerneboch, id est nigrum deum, appellant”.

И, если постараться не просто дословно перевести, но и найти все значения КАЖДОГО СЛОВА в латыни, его применимость, его значение в узкоспециализированной терминологии. Что получится?

"Есть только у Славян чудесная ошибка: как на пиру упьются, будут чашей обносить кругом, как обсуждать, не благословляя, а проклиная, называя под именем богов доброго, а именно и дурного, заявляя, что всякое благополучие от благого бога, а беды дурным направляются. Потому злому богу дают имя Дьявол или Чернобог, то есть Черным богом, называют."

Или, если дословный перевод сделать чуть более понятным:

"Есть только у славян чудесное заблуждение: упившись на пиру, будут, как на обсуждениях, чашей обносить круг пирующих, роизнося от имени богов не благословения, а проклятия, считая, чтовсе блага от доброго бога, а беды - дурным направляются. Потому злому богу дают имя Дьявол или Чернобог, то есть Черным богом, называют.

Обратите внимание: имя доброго бога не названо. Это может значить что угодно, вплоть до того, что Чернобог поминается наравне не с Белобогом, а с куда более мелким по рангу божеством.

Еще одна фраза:

non dicam consecracionis, sed execracionis.

Обычно ее переводят, как “не благословления, а заклинания”. Это не совсем точно.

Термин "consecratio" имеет следующие значения: "освящение, посвящение, провозглашение нерушимости, обоготворение, обожествление, причисление к сонму богов, апофеоз, магический обряд" .
А вот "Exsecratio" - произнесение проклятия, заклятие, торжественное заверение или клятва,соединенная с проклятием тому, кто нарушит ее.
Т.е. точный перевод: “НЕ БЛАГОСЛОВЛЯЯ, А ПРОКЛИНАЯ”.
(В крайнем случае - "не благословляя, а присягая и призывая прокляться на нарушителей присяги".)

В церковной терминологии “consecratio” (“посвящение”) - обряд, посвященный олицетворению хлебом и вином крови и плоти Христа.

“Exsecratio” происходит, кажется, от "exsecror", которое делится по принципу "ex-secror", где "ex" - приставка, имеющая значение некого преобразующего действия или приложенного усилия, в ряде случаев - отторжения или удаления, а "secror" - производное от "sacer" (значения - "посвящённый", "предназначенный", "священный, святой", " внушающий благоговейное уважение, великий", но так же и "обречённый подземным богам, т. е. преданный проклятию, проклятый, гнусный"...
В речах Цицерона имеет значение проклятья. В ряде случаев обозначало просто - "ругательство".
В таком же значении слово “Exsecration” сохранилось в английском языке.

В некоторых случаях "consecratio" и "Exsecratio" равно используются в качестве проклятья, но при этом первый термин все-таки сохраняет значение "священного", а второй - варьируется от "теплых пожеланий" предателю до банальной ругани.

Чернобога называют "malum deum". Под понятием "malum" подразумевается в латыни: "недостаток, несовершенство, порок, недочёт, беда, бедствие, несчастье, страдание, ущерб, вред, наказание, побои, оскорбление, поношение, преступление, злодеяние, недуг, болезнь".
Это к вопросу о том, какими именно "всяческими несчастиями" мог заведовать этот бог. От "malum" в свое время произошли такие понятия, как "maleficia" - вредоносная магия, энвольт, злодеяние, преступление, и "malefic" - преступник, колдун порчельник.

[Я не могу удержаться и не указать забавную игру слов в тексте Гельмольда. К вопросу о “благостном хозяине”, так сказать.

"adversam a malo dirigi profitentes". Можно перевести как "а беды дурным направляются, по их утверждению". А можно как "а беды, по их утверждению, направляются тем, кто охотнее делает (более предрасположен, предпочитает, больше желает".
Просто термин "malo" может происходить от "из māvolo от magis + volo", а может и "malus, malum" - "злой". Тут уж становится понятно, почему благими намереньями мостят дороги в ад.]

Так что же получается? Во время пиров славяне пускают круговую чашу с помином некого благого бога и Чернобога – зловредного подателя несчастий. Однако, вопреки приводимому чернобожниками переводу, помин идет не как заклятье, а как проклятье. Почему? Вспомним, что питье из одной посуды во многих случаях означает побратимство. До сих пор людьми, порой, приводится в качестве аргументации положительных качеств некого человека фраза: “да я с ним пил!” Потому, я считаю, помин богов, в данном случае, происходил для призвания кар на голову нарушителя побратимства. Могут ли благие боги карать? Могут: “… да имеем клятву от бога, в которого веруем, в Перуна и в Волоса, скотьего бога, да будем золоты, как золото, и своим оружием да иссечены будем.” Повесть временных лет. Бескорыстное благо от вредоносного бога удивило бы куда больше. Потому, я допускаю, что во время круговой чаши, из уст русов звучала примерно такая клятва: “да скрепит эта чаша наше братство, а кто нарушит его – да лишится милостей всякого благого бога и Чернобогу обречен будет."

3) Последним аргументом является сказка, которую часто всем демонстрирует Лев Прозоров (Озар Ворон). В его изложении она выглядит так:

“В давние годы жил кузнец. Был он мастеровит и благочестив. А потому поставил в честь Белбога и Чернобога два чура - Белый и Черный. И всякий раз перед началом работы кланялся обоим, просил подмоги, а в положенные сроки - и требы обоим клал.Однако со временем кузнец состарился и помер, оставив кузню сыну. А тот был далеко не столь мудр, как отец. Почел постыдным для себя, человека Огня и Железа, кланяться какому-то Чернобогу. И не просто оставил без жертв и молитв Черный чур, а каждый раз, начиная работу и помолившись Белбогу, плевался в сторону Черного чура. И вот, однажды, появился в кузне молодой паренек - подмастерье. Очень быстро сравнялся он в мастерстве с хозяином - тот нарадоваться не мог на понятливого парнишку. Скоро кузнец стал подолгу оставлять кузницу на своего помощника.И вот в один такой день подкатил к кузне возок со старенькой боярыней - расковались кони. Подмастерье подковал скакунов, а между делом предложил боярыне перековать ее на молодую. Старость кому в радость? Согласилась боярыня. Завел ее подмастерье в кузницу, растопил жарким-жарко горн, ухватил старуху клещами и сунул в огонь. После окунул в молоко, ударил молотом - осыпалась угольная корка, и показалась из-под нее молоденькая красотка. Наспех оделась, кинула кузнецу серебра, выбежала вон, накричала на остолбеневших холопов и унеслась со двора. А за нею исчез и подмастерье. Искал его кузнец, искал, да ничего не выискал. А тут на том же возке подъезжает помолодевшая боярыня со стариком мужем: мол, на что мне, молодой, эта развалина?! Перекуй и его на молодого, кузнец-молодец!Изумился кузнец рассказу боярыни, но виду не подал - нельзя же показать, что подмастерье больше него, мастера, в кузнечном деле разумел. Растопил, по рассказанному, жарче жаркого горн, ухватил старика щипцами, да в огонь! Вытянул головню, сунул в молоко, ударил молотом - головня и рассыпалась угольями.Боярыня в крик - посередь бела дня извели мужа! Потащили кузнеца на строгий княжий суд, а там с душегубами разговор короткий:А навстречу, на черном огнегривом скакуне, сыплющем искрами и дымом из ноздрей - кузнецов подмастерье в дорогом черном кафтане.-Ну что, - говорит, - кузнец, несладко тебе? Не будешь, чай, на мой чур плеваться?".По разному говорят - чем закончилась эта быль. Одни рассказывают - уволок Чернобог кузнеца в свое подземное царство, и пришлось ему там несладко. Другие же - и это в самых старых записях - говорят, что простил Черный владыка кузнеца, и даже боярина оживил, молодым сделал.Однако все рассказы о том заканчиваются одним - "Белбогу молись, а Чернобога не гневи" .

Рассказывая, откуда он получил эту легенду, Озар ссылается на Афанасьева. А вот теперь предлагаю рассмотреть афанасьевский вариант, тот самый, который собиратель слышал от крестьян.

Жил-был кузнец, у него был сын лет шести, мальчик бойкой и разумной. Раз пошел старик в церковь, стал перед образом Страшного суда и видит: нарисован черт, да такой страшной — черной, с рогами и с хвостом. “Ишь какой! — подумал он.— Дай-ка я себе намалюю такого в кузнице”. Вот и нанял маляра, и велел ему нарисовать на дверях кузницы черта точь-вточь такого, какого видел в церкви. Нарисовал маляр. С той поры старик, как войдет в кузницу, всегда взглянет на черта и скажет: “Здорово, земляк!” А после разведет в горне огонь и примется за работу. Жил эдак кузнец в ладу с чертом лет с десяток; потом заболел и помер. Стал сын его за хозяина, принялся за кузнечное дело; только не захотел он почитать черта, как почитал его старик. Придет ли поутру в кузницу — с ним никогда не поздоровается, а вместо ласкового слова возьмет самый, что ни есть большой молот и огреет этим молотом черта прямо в лоб раза три, да потом и за работу. А как настанет у Бога праздник — сходит он в церковь, поставит святым по свечке; а к черту придет и плюнет в глаза. Прошли целые три года, а он все угощает нечистого каждое утро то молотом, то плевками. Терпел, терпел черт, да и вышел из терпения; невмоготу стало. “Полно,— думает,— принимать мне от него такое надругательство! Дай ухитрюсь, да что-нибудь над ним сделаю”.
Вот обернулся черт парнем и приходит в кузницу. “Здравствуй, дядя!” — “Здорово”.— “А что, дядя, возьми меня к себе в ученье? Буду тебе хоть уголя таскать да меха раздувать”. Кузнец тому и рад: “Отчего не взять! Вдвоем все спорей...” Пошел черт в науку; пожил месяц и узнал кузнечное дело лучше самого хозяина: чего хозяин не сможет, то он сделает. Любо-дорого посмотреть! Кузнец уж так его полюбил, уж так им доволен, что и сказать нельзя. В другой раз сам не идет в кузницу — надеется на работника: он всем управит. Раз как-то не было хозяина дома, а в кузнице оставался один работник. Видит он — едет мимо старая барыня, высунул голову из дверей и давай кричать: “Эй, господа! Вы пожалуйте сюда; здесь новая работа открывается, старые в молодых переделываются”. Барыня сейчас из коляски да в кузницу. “Чем ты это похваляешься? Да вправду ли? Да сумеешь ли?” — спрашивает парня. “Не учиться нам стать! — отвечает нечистой.— Коли б не умел, так и не вызывался бы”.— “А что стоит?” — спрашивает барыня. “Да всего пятьсот рублей”,— “Ну, вот тебе деньги, сделай из меня молодую”. Нечистой взял деньги, посылает кучера на деревню: “Ступай,— говорит,— притащи сюда два ушата молока”. А саму барыню схватил клещами за ноги, бросил в горн и сжег всю дочиста, только одни косточки и остались. Как принесли два ушата с молоком, он вылил их в кадушку, собрал все косточки и побросал в молоко. Глядь — минуты через три выходит из молока барыня: живая да молодая, да красивая!
Села она в коляску и поехала домой; входит к барину, а тот уставил на нее глаза, и не узнает своей жены. “Что глаза-то выпучил? — говорит барыня,— Видишь, я и молода, и статна; не хочу, чтоб у меня муж был старой! Сейчас же поезжай в кузницу, пускай и тебя перекуют в молодого, а то и знать тебя не хочу!” Нечего делать, поехал барин.
А тем временем кузнец воротился домой и пошел в кузницу; смотрит — нету работника; искал-искал его, спрашивал-спрашивал — нет как нет, и след простыл. Принялся один за работу, только молотом постукивает. Приезжает барин и прямо в кузницу: “Сделай,— говорит,— из меня молодого”.— “В уме ли ты, барин? Как сделать из тебя молодого?” — “Ну, там как знаешь!” — “Я ничего не знаю”.— “Врешь, мошенник! Коли переделали мою старуху, переделывайте и меня; а то мне житья от нее не будет...” — “Да я твоей барыни и в глаза то не видал”.— “Все равно твой работник видел. Если он сумел дело повершить, так ты, старой мастер, и подавно должен уметь. Ну, живей поворачивайся; не то быть худу: попробуешь у меня березовой бани”. Принужден был кузнец переделывать барина. Расспросил потихоньку у кучера, как и что, сделал работник его с барыней, и думает: “Куда не шло! Стану то же делать; попаду на лад — хорошо, не попаду — все равно пропадать!” Тотчас раздел барина донага, схватил его клещами за ноги, сунул в горн и давай поддувать мехами; сжег всего в пепел. После того вынул кости, покидал в молоко, и ждет — скоро ли выскочит оттуда молодой барин. Ждет час, и другой — нет ничего; посмотрел в кадушку — одни косточки плавают, и те обгорелые... А барыня шлет послов в кузницу: скоро ли будет готов барин? Отвечает бедный кузнец, что барин приказал долго жить; поминайте, как звали! Как узнала барыня, что кузнец только сжег ее мужа, а молодым не сделал, сильно разгневалась, созвала своих верных слуг и велела тащить кузнеца на виселицу. Сказано-сделано. Побежали слуги в кузницу, схватили его, связали и потащили на виселицу. Вдруг нагоняет их тот самой малой, что у кузнеца жил в работниках, и спрашивает: “Куда ведут тебя, хозяин?” — “Хотят повесить”,— отвечал кузнец, и рассказал все, что с ним сталось. “Ну, дядя! — молвил нечистый.— Поклянись, что никогда не будешь бить меня своим молотом, а станешь ко мне такую же честь держать, какую твой отец держал,— и барин сейчас будет и жив, и молод”. Кузнец забожился, заклялся, что никогда не подымет на черта молота, а будет отдавать ему всякую почесть. Тут работник побежал в кузницу и наскоро воротился оттуда вместе с барином: “Стой,— кричит слугам,— не вешайте! Вот ваш барин!” Они сейчас развязали веревки и отпустили кузнеца на все на четыре стороны; с тех пор перестал кузнец плевать на черта и бить его молотом, работник его скрылся и больше на глаза не показывался, а барин с барыней стали жить да поживать, да добра наживать, и теперь еще живут, коли не умерли.

А теперь – простое сравнение:

1)В исходнике кузнец благочестием не отличается. Исходя из того, что принято называть “гусарством” (смесь понта, лихости и цинизма) он велел нарисовать на двери кузницы одного из отрицательных персонажей. И все его почтение выражалось в панибратском приветствии. Особой набожности у кузнеца так же не видать: ввиду того, что не отмечено постоянное посещение им церкви (в отличие от его сына, набожность которого всячески подчеркнута). Однако, у Прозорова кузнец становится настолько набожным, что ставит два идола – Белобогу и Чернобогу, коим приносит жертвы.

2) Как видите, и обычная мазня на дверях (которая равно могла быть просто понтом, аналогом цеховой марки, предостерегающим знаком, направленным против ворья, но никак не иконой: образа часто малевали над дверьми и воротами, но на дверях и створках – никогда) превратилась в идола, коему несут жертвы. Причем, дабы подчеркнуть благостность черного божества, рядом с ним, как грибочек, в фантазии Озара, вырастает идол Белобога, которому оказывается равное почтение.

3) У Озара кузнец состарился и умер. В сказке исходнике же говорится о том, что кузнец прожил лишь десять лет после того, как намалевал “земляка” на двери. Насколько он был стар – судить сложно. Сказано лишь, что у него был сын шести лет. Если учесть, что репродуктивный возраст у мужчин в среднем заканчивается порядка 50 лет, то можно предположить, что умер он в 66 лет, что для кузнеца (как правило, отличавшегося отменным здоровьем) немного рановато. Не прибрал ли его “земеля” на избранную стариком родину?

4) У Озара молодой кузнец оставляет Черно бога без жертв и время от времени плюет на его кумир. В исходнике описано масштабнее: парень не начинает работы, пока не огреет трижды балдой образ черта. Плевки же тот получает лишь тогда, когда кузнец возвращается из церкви (возможно – очень часто). И черт это терпит три года, после чего ему становится невмоготу и задумывается месть. Озару, вероятно была противна сама мысль о том, что Черного бога можно безнаказанно бить молотом. Как и тот факт, что Черный может терпеть это аж три года, вместо того, чтобы сразу “вразумить заблудшего”! И, как я понимаю, он не мог даже допустить, что чей-то человеческий энвольт, способен таки-допечь до “невмоготу” его Великого “Навьего коваля”. Причем так, что тот задумывает месть, а не выступает в роли исправляющего ошибку. В его легенде, во всяком случае, эти немаловажные моменты таинственно исчезают.

5) Последнее отличие – финал легенды. Озар смутно ссылается на разные варианты, согласно которым триумфально объявившийся Черный (успевший приодеться по форме и достать пекельного скакуна) либо уволакивает кузнеца с собой, либо милостиво прощает и вызволяет из неволи исправив его ошибку. Этакое привидение с мотором – “страшное, но симпатишное”. В исходнике – немного иной расклад: мнимый подмастерье появляется без всяких спецэфектов в в духе Голливуда и начинает шантажировать кузнеца, требуя прекращения энвольта и возврата прежнего почета. И, получив обещание, что все будет так, как он требует, наспех воскрешает убитого барина. После чего исчезает. “…и больше на глаза не показывался”.

6) Мораль Афанасьевской сказки заключена в трех моментах: нефиг вообще с нечистью связываться, ибо хорошим это не закончится, не фиг лениться и оставлять свою работу на “дядю”, и не фиг браться за то, чего заведомо не умеешь. Озар же попытался затушевать ее и вывести поверх свою: "Белбогу молись, а Чернобога не гневи".

Это были три самых убедительных аргумента Чернобожников. Остальные – куда менее качественны. Можете сами убедиться, КОМУ на самом деле эти люди поклоняются. И, что немаловажно, можете видеть, КАК они ему служат. Может, для вас это – нормально. Но явно не для меня.

"Черт идет водой, волк идет горой; они вместе не сходятся.” (Из заговора)

Скрытень Волк.