Перунов гридь на старокиевскойПолагаю, многие слышали или видели в новостях, что в Киеве поставили идол Перуна на его историческое место. Дело было со всеми славлениями, с добычей живого огня, с репортажами. Идола торжественно несли на руках не опуская на землю именно тем путем, коим его спустил в Днепр тысячу лет назад князь Владимир. Попы тогда ограничились рычанием на тему “да вы посмотрите: язычество – христоненавистнеческая вера”, а уже потом – развернули борьбу: со своей палатки-церквушки, разбитой неподалеку от идола, норовили глушить набатом во время славин, хотя, по договоренности, им отводилось время до полудня, после полудня язычники имели право справлять свои обряды. Мирным протестом дело не закончилось: Перуна покорежили, пытаясь дважды срубить и дважды сжечь. Потом, наивные фанатики лепетали перед камерами: “мы всего лишь идола пришли свалить, а они, поганые, как налетять, да как заоруть…”. Это были события недавних дней, а вот что было ныне. УПА* и прочие не в меру хризданутые украинцы, решили отметить праздник Покрова (который посвящен чуду гибели флота Аскольда от ризы богородицы), который совпадал с днем рождения той самой УПА. И отметить его желали следующим образом: провести крестный ход по Старокиевской горе и повторить дело Владимира, сиречь – срубить идола и отправить его в Днепр. О том они трубили по интернету и новостям, агитируя людей поддержать очередной святой вандализм. Язычники Украины решили отстоять идола. [* Со слов Огина - речь шла не об УПА, а об УНА-УНСО. Я не уверен, что все так однозначно: к свержению Перуна призвал именно бывший капеллан УПА, но, с другой стороны, члены той же организации поддерживали нашу позицию. Я не силен в украинской политической ситуации, а источники, как вы можете видеть, разняться в определении врага. Что для меня лично - совсем не принципиально: бил бы не по членскому билету, а по рылу всякого, кто протянул бы руку к идолу.] Я напомню, о том, что из всех славянских святилищ древности лишь шесть были религиозными центрами для всего славянского мира: Гартц и Аркона на острове Руян, Ретра-Радигощ, Велеша (на Старой Ладоге), Перынь (в Новгороде) и собственно пантеон на Старокиевской горе. Мыс Арконы обрушен в море землетрясением. Гартц и прочие Руянские святилища разорены и поклонение расставленным (уже в наши дни) по острову идолам возможно лишь на правах туриста: кумиры установленны именно в целях развития туризма, не имеют статуса святынь и не курируются никакими общинами. На месте Велеши – деревушка, окруженная скотобазами. Перынь – могила, на которой надгробием стоит монастырь. Потому, сколько бы ни было у нас сейчас капищ, значение Старокиевского переоценить сложно. Крушение его, означало бы конец всем надеждам на возрождение. Статус российского родноверия понятен: пьяные волхвы-нацисты с их “кладями” и летающими тарелками предков приложили все усилия, чтобы в глазах правительства и общественности мы не стали религиозным течением, но считались ордой полу-дурков с элементами этно-экзотики. На Украине же сумели добиться для родноверия статуса признанной религии, и само оно поставлено на основу веры, а не коммерции и жидофобии, в отличии от той же России. Можете себе представить, ЧЕМ, при таком раскладе было бы уничтожение того малого куска веры, восстановленного в своих правах на историческом месте. Если бы проиграли Киевские родноверы, то это послужило бы знаком того, что даже получившее права и организовавшееся язычество способно рухнуть снова на колени от первого же грозного христианского “а ну, не балуй”! Надеяться тогда было бы не на что. Сын Ярости дал мне ссылку на слова князя Огина из киевской общины “Великий огонь”, который пообещал на Покров устроить христианам горячий прием, и я решил разведать обстановку у него, а параллельно - у знакомой девушки Магуры. Сведенья получались противоречивыми: Магура говорила, что потребуется любая помощь, а огнищане отвечали довольно бравурно, так что складывалось впечатление, что они не слишкомсерьезно воспринимают события. Плюс – существовало две реальных опасности: 1) Христиане могли пошуметь для виду на Покров, а снести идола уже через неделю-месяц, когда страсти улягутся, а бдительность ослабнет. Благо подобную историю они уже провернули с капищем Голяка. 2) XXI век – век информации, а потому сражаться возможно пришлось бы на словах и перед камерами журналистов. Выигравший получил бы перевес в общественном мнении и поддержке правительства. В случае такого поражения, родноверы могли бы защищать капище лишь на правах фанатиков и экстремистов, но никак не дружинников, пресекающих вандализм. Потому, хоть и сильно не ко времени, было решено, что я должен съездить и проследить за всем сам: и отстоять идола на Покров и досмотреть, чтобы он не был уничтожен после моего отъезда. Вот тут-то и начались мои приключения. Я опущу ненужные подробности приезда и обустройства. Выражу лишь огромную благодарность Магуре, которая обеспечила меня жильем, несмотря на стесненность в жилищных условиях и финансах. Так же ей благодарность за то, что сориентировала меня в событиях и возможностях обеих сторон. Фотографии не отражают всего происходившего 14 октября 2009 года, поскольку снимал я на день раньше, а в пикет пришел в полной боеготовности, без лишних вещей. Итак, наступило 14 октября… Вставали я и Магура в 6 утра: ехать требовалось через весь город. Однако же успели. Еще с вечера я прихватил с собой малый запас еды и воды, ибо, поработав в охране, знаю, что в клюве пожрать никто не принесет, сколько бы ты не стоял. В 9:00 мы были на месте. Погодку я привез из Питера – в самый раз для битвы. Правда, снежный буран растерял еще на псковщине, но штормовой ветер и грозовые тучи всегда ходят за мной, куда бы я не ехал. Потому было весьма зябковато и мрачно. Кроме нас, возле идола было еще 4 человека. Магура пояснила, что ранее, до вандализма Перуна охраняли только по ночам, а теперь – круглосуточно, так что двое из четырех были ночными сторожами. Что порадовало – так это то, что сторожа нарезали дрынов, готовясь к предстоящему пикету, а потому у меня безоружного сразу полегчало на душе: перспектива сдохнуть, а Перуна не отдать, переродилась в более приятную возможность – отстоять Перуна (что есть полезно) пополнив заодно святцы новыми христианскими мучениками (что есть приятно). 
Народ подтягивался вяло: те, кто звал быть в девять часов, пришли много позднее. Угроза Перуну объединила даже старых врагов: в пикете равно стояли ультра-правые, бендеровцы, полуролевые родноверы, язычники самых разных мастей… Подножие идола было не разглядеть от принесенных цветов, колосьев и плодов. Тут же ставили символы – восьмилучевые звезды и более привычные свастики (по поводу последних даже разгорелся спор – фашистские или нет). Сам я жертв не привез: жертвой был лишний боец в моем лице. Разворачивались желто-голубые флаги с изображением в центре солнечного лика или Мокоши (один из них ветер сорвал с флагштока и повесил на ветвях ближайшего дерева). Охраны нигде не было видно, и эту роль взял на себя я, благо мне не впервой. Нарезая круги по периметру места сбора и контролируя обстановку, я насчитал три блокпоста милиции и восемь милиционеров (их число потом увеличилось, а посты ужали территорию, когда собрался народ). Также отслеживал каждую машину, которую патрули пропускали проехать к музею мимо нашего места. Получался не самый лучший расклад: восемь-двенадцать милиционеров и предположительная толпа не менее трех десятков экстремистов с деформированными библией головами против четырех десятков родноверов, из которых половина – женщины и старики, а из второй половины впечатление бойцов производили далеко не все. Впервые в жизни погрели душу бритоголовые: эти за любой кипеж, кроме голодовки, а потому можно рассчитывать на достойное сопротивление с нашей стороны. Пришел Алексей Алешкин – мастер, создавший кумира. Человек меня впечатлил: даром, что он не родновер, но в нем много от шамана – и постоянная игра на дудках с приплясываниями, и колоритный облик, и толика поэтического безумия. Мне он в своем берете и свитере с капюшоном показался куда более достойным звания жреца, нежели велеречивый Голяк в бабском меховом воротнике или иные пьяно-кобники в косоворотках, коих можно встретить в каждой российской общине. Мастера я сильно напугал, о чем тот, впоследствии, сознался, и его можно понять: никому не знакомый хмырь в кожаной зброе и берцах, нарезает круги по капищу и ощупывает подозрительным взглядом каждого приходящего. У Мастера с собой было. Нет, не как у Иггельда – наговоренная фляга с паленой покупной водкой! Во-первых, он привез с собой генератор и сигнализацию, расчитывая установить их возле идола, дабы ночью охранять было сподручнее. К сожалению, милиция запретила выгружать оный, и его так и не установили. Но, это только пока: по словам Магуры, планы на установку сигнализации возникли давно и все стремятся к их реализации. Глядя на техническое подспорье, я со сложными чувствами вспоминал “глазоотводы” ССО и Крады, которые те развешивали на капищах в качестве оберегов от вандализма. Если бы я признавал ССО язычниками, то за язычество России мне было бы в тот момент стыдно. Во-вторых мастер привез деревянного крылатого змея (признаю, сделан он был куда более топорно, нежели Перун) и оного торжественно возложили возле ног кумира, наподобие иллюстрации к хронике Бото. Третьим “гостинцем” Алексея стали два пустотелых древесных ствола высотой где-то по грудь, которые тот использовал вместо барабанов и в которых позже жгли листья. “Барабаны” установили по обеим сторонам идола и на верщинах их стоимя установили резанные из плах изображения солнца и месяца.  Мимо нас, ниже капища, прошла процессия: два попа и несколько богомолок. Злобно косясь на идола, они, впрочем, не решились даже показать ему чего, не говоря уже о крикнуть: я проследил. И это были единственные христиане, коих я в тот день видел на старокиевской. Магура пояснила, что это – обитатели церкви-палатки. Часов в одиннадцать со стороны звонницы вяло, как у коровы, побрякали колокола и на том затихли. Вопреки привычному ходу дел, обрядов они потом не глушили. Около 12 часов пришли последние участники: пятеро человек из Великого огня. И первое, что они стали делать – искать меня, как будто я могу потеряться. Почти все собравшиеся были местные – ребята из Киева, Харькова, Хмельницка, Винницы… Был еще один человек из Голландии, из Питера, кроме меня, приезжал Ян Прусс, но он долго не задерживался. ГРОЗНЫЕ СВОИМИ ДРУЖИНАМИ И ПРАВОТОЙ В ВЕРЕ РОССИЙСКИЕ ЯЗЫЧНИКИ ПАЛЬЦЕМ НЕ ПОШЕВЕЛИЛИ ДЛЯ ПОМОЩИ УКРАИНСКИМ СОБРАТЬЯМ. Я не видел на капище никого из Схрона, Союза Славянских Общин или Круга Языческой Традиции. Бойца выставил только наш род. Около 12 часов большинство участников двинулись справлять обряды на месте исторического капища – метрах в пятидесяти. Я остался было, рассудив, что такой момент самый удобный для нападения, однако Магура велела идти с ними, пояснив, что около десятка человек на капище осталось, включая Алексея. Собственно, все время службы я оглядывался назад и прислушивался: пока звучали дудки Мастера, я знал, что все нормально. Один раз, правда, пришлось рвануть обратно: дудки смолки, а у идола толпились незнакомые люди. Уже когда я прибежал и был готов с ходу влететь в толпу, и начать ее уничтожение, Огин успокоил меня, пояснив, что это просто экскурсия молодежи, какие бывают довольно часто. Успокоившись, я вернулся к обрядам. Я был очень сильно удивлен тем, что мои примочки-жесты весьма широко в ходу: руки на славлении не привычным Доброславским “хайлем”, а обе открытыми ладонями к небу, не поясные поклоны, а складывание рук на груди крестом и легкий поклон головы (лично у меня это обозначает боеготовность обоих клинков в обеих руках и почтительное доверие тому, кто напротив тебя). Скажу честно, не во всех славлениях я повторял за жрецами, поскольку, например, при всем уважении к Украине и пожелании ей процветания, я вовсе не хочу, чтобы она главенствовала над остальными народами, так же не считаю, что только украинцы являются истинными русами и носителями мировой культуры, как и не питаю симпатий к Бендере. Да и откровенные перлы, вроде “Было у рода три сына – Перун, Один да Вотан”, ощутимо вышибали почву. Отметить хочу и одного “казачка”, стоявшего супротив меня: на славлениях он поднимал ладони вместе со всеми, а опустив руки – торопливо крестился. И все же, несмотря на эти факторы мне понравилось: все сделанное жрецами и участниками на обряде в полной мере компенсировало описанные недостатки. Ров возле каменного круга обвели солью. На самом круге развели с молитвой маленький костер и следили все время обрядов, чтобы он не погас. На круг так же возложили требы на рушнике и Велесову книгу (на Украине в ее подлинности, к сожалению, мало кто сомневается). Речи и зачины славлениям вели жрецы (как выяснилось – представители самых разных общин) в ритуальных одеждах. Славления чередовались с песнями. Зачитывались речи и стихи. Цитировалась Велескнига. Среди речей меня порадовало открытое зачтение просьбы правительству Украины придать Старокиевскому капищу статус места паломничества. Если такое дело выгорит, то юридически я смогу нехило надавить на российское законодательство, если оное что-то предъявит моим святыням. Среди участников был и знаменитый украинский фольклорист, фамилию которого я, к сожалению не запомнил. Общий настрой был не сравним с тем, что я видел в России (я вовсе охаиваю свою родину, а потому, с грустью констатируя то, чем она располагает, я еще сильнее надеюсь возродить в ней дух родной веры). Жрецы были искренни, народ начал вяло, но при исполнении песни “Меч Арея” (т.е. праотца Ория) – воодушевился и многие песни так и продолжал петь – с подъемом. Кстати, пускались и круговые. Во время речей обносили присутствующих короваем и каждый должен был коснуться его левой рукой и загадать желание (поскольку, как объяснила Магура, в иных случаях просить что-либо у богов не принято). Я только и пожелал, вере – жить. Второй круговой была стеклянная бутыль в виде карты – длинного скифского меча. Ее наполняли “суряницей” (яблочно-грушевый компот) и пускали в круг во время песни “меч Арея” - своеобразного гимна украинских родноверов. Особый нарочитый следил, чтобы выпивон не кончался. Мне повезло больше остальных: бутыль из банки наполняли, когда я держал ее в руках, потому мне досталась полная чаша, да плюс – немало “суряницы” я увез в своем рукаве. 
 После того все вернулись на капище. Жрецы, уже стоя вместе с остальными читали речи. Особенно мне понравился один боец с оселедцем, который протолкнул мысль, которая сводилась к следующему: “наша борьба не должна быть против чего-либо, наша борьба должна быть ЗА, за возрождение нашей веры.” И в том был прав: борьба, в которой доминирует “против”, обречена на поражение или бесплодную победу. Затевали и хороводные танцы. От таких забав я уж отказался, вернувшись на свой пост, тем паче, что милицайты подощли почти вплотную к месту обрядов. Кстати, за весь день они дважды забирали документы у двух ребятишек, но стараниями жрецов документы были возвращены. [Блин, сердце кровью обливается, как вспомню беседу “мирного волхва” с милицией и последние дни Купчинского капища]. Позже кобзарь Тарас исполнял много своих песен на бандуре. Особливо мне понравилось “Слово о полку Игореве”. Я вспомнил, что говорила Рябинка, слушая выступления казахских этнических ансамблей: “пока у нас нет подобного – о возрождении не может быть и речи”. И вот, передо мной был образец того, что есть все же память о корнях. Я хотел увезти в Россию его диски, но при себе не оказалось нужной суммы для выкупа: не желая в случае “обезьянника” кормить местных ментов, все деньги я оставил дома у Магуры. Впрочем, я уже протариваю дорожки к возможности достать те песни, так что скоро вы их услышите. Сам я слышал далеко не все: боялся оставить пост надолго. Кстати, к каждому идолу есть свой ключ: один оживает только ночью, другой – только когда все замолкают и слушают, третий – после жертв, а Перун на Старокиевской ожил после песен Тараса. Скины и некоторые прочие затеяли местный вид борьбы. Он довольно интересен: разбиваются на две команды, каждая сторона строится в шеренгу, все кладут руки друг другу на плечи, сзади – малый резерв, и стороны сшибаются. Суть – в том, чтобы прорвать линию противника или выбросить его за периметр. 
После чего приволокли два котла с кулешом, который сварили в низинке (уже потом я узнал, что там почти постоянно горит костер, и у него посменно греются ночные сторожа). Несмотря на мое “я не жрать сюда ехал”, в меня впихнули порцию кулеша. Огин даже поделился своим хлебом. Кулеш оказался хорош и ко времени: от холода у меня уже свело больное плечо. Теперь Рябинка мне на каждый Покров такой же варить будет, в память о том дне. Кто-то донес, что на площади Хмельницкого УПА уже собирает ребят и готовятся снести идола. Мастер предложил отправить туда гонца помоложе. Я хотел было дать свою кандидатуру, но не решился отнюдь не из-за трусости: я не до конца понимаю украинский, а потому мог принести ложные новости. Впрочем, послали бы меня - счел бы за великую честь. Но оное не потребовалось: некто другой уже сказал, что у фанатиков ни хрена не выйдет: на площади собрались сочувствующие нам. Так оно и оказалось. Князь Огин прочитал мне первую часть какого-то сказания (для поддержания моего духа, как он выразился), а потом заявил, что оным он принимает меня в члены Великого огня. Я смолчал. Возможно, что мне оказали честь, но мне сложно судить о том, сколь почетным является членство того, кто не давал никаких обязательств, не прошел испытаний и вряд ли сможет участвовать в работе общины. Вроде как без меня меня женили. Руки чесались размяться и себя показать. Но в борьбе я не участвовал, памятуя, что в регби, как самый легкий, я являюсь противовесом для мяча. А тут Огин весьма к месту заявил, что его лучший ученик занял трижды первое место в реконструкторских соревнованиях “Золотая шпора”. После чего, я сгонял в низинку и выломал две дубинки. Что я могу сказать? Огин оказался прыгуч и увертлив, потому поединок закончился равным счетом. Хотя, где-то в глубине моего самолюбия, есть смутный намек, на то, что я все же лидировал с разницей в один-два удара. Но, оставим это самолюбию, ибо точно я не уверен. Огина удивил мой уровень, хотя я в том удивительного не видел: мое дело – бой, и клинки я должен чувствовать. Неофициальная программа радовала своим разнообразием. Некто Ратибор спрашивал у меня, как там у финнов – “арийских братьев” с национализмом. Что же, пришлось ему разъяснить, что на финском языке обозначают слова “orja” и “ori”, что его не слишком порадовало. А вообще – мне были весьма рады. Причем, подозрения, что приезд питерского будет использован как политический пиар-ход той или иной общиной не подтвердились. Мастер верно подметил, что погоду из Питера привез им я, после чего на все вопросы о погоде я отвечал: “все свое вожу с собой. Примерно так же, как и теперь и здесь”. Много расспрашивали о моем роде, о его программах. Постарался быть поскромнее, но немного в курс ввел. Выяснилось, что к аборту большинство украинских родноверов относится негативно, в отличие от собратьев из России, потому программы “Язычество против аборта” и “Они должны жить” получили почти единогласное одобрение. Статьями и книгами никого не удивишь, потому собой я не хвалился. Больше – женой да всем родом с “Порубежьем”. Себя только в тренинге показал, да по просьбам отдельных людей рассказал о славянских иерограммах и дорюриковских государствах на Дунае. Выразил свое отношение к Велескниге, на что Огин, как-то поспешно заявил, что полностью его разделяет, как и многие, по его словам, из украинских родноверов. Меня много и жадно спрашивали о положении родноверия в России. Старался сдержаться, раз уж врать все равно не умею. Однако, в отношении многих вещей и конкретных людей местные настаивали на подробностях. Пришлось рассказывать. Что могу сказать… Национал-язычники Украины были очень сильно озабочены здоровьем Голяка. Они и теперь озабочены оным, только немного по-другому. Боязнь жидовампиров, которую показала Крада Велес, очень сильно позабавила слушателей. Огин долго распинался о том, что Иггельд – его представитель в КЯТ, и что Иггельда трогать не надо: “он хороший”. Но в этом вопросе меня переубедить может лишь сам Иггельд, если исправится когда-нибудь. Еще Огин рассказывал о том, как его община официально покинула КЯТ после их приступа украинофобии. Но о том не мне судить: не слыхал. Вообще – люди просто сильно радовались, что я приехал, и удивлялись, из какой же дали меня позвал долг. На что я отмахивался: не такая уж и даль, а дело святое, на него не приехать – себя не уважать. Выразил сожаление, что не вижу среди пикетчиков иных российских родноверов. Пару раз приходилось гасить возможные конфликты. В первый раз вклинился к излищне громко спорящим, предположив, что местные решили ограничиться вместо погрома провокацией. Оказалось лучше: просто сцепились две стороны родноверов, одна из которых утверждала, что между славянами не должно быть розни, а вторая взывала к опросам и статистике, согласно которым из москалей 51%, а то и 61% ненавидят украинцев. Ценя хорошую шутку, я стоял, даже не улыбаясь. Довольно быстро кто-то спохватился: “да вот же хлопчик из России, у него и спросите”. И дальше я долго и с удовольствием крепил русско-украинскую дружбу. Сказал честно, что в России, только от каждого двадцатого можно услышать что-то про “хохлов” и “бендеру”, да и то далеко не всегда это отражение постоянного мнения, а не сиюминутного настроя. И уточнил, что точно так же слышал в Киеве про “москалэй” – очень редко. Добавил, что вся эта статистика и рознь спускаются сверху, дабы не было в людях единства: в Киеве – русофобия, у нас – ненависть к южанам, а там, как оно дальше – слово за слово, так глядишь, что обоим сторонам уже и в реальности есть поводы для драки, а начинается это завсегда с чьей-то провокации. Мои слова порадовали обе стороны. Признаюсь – меня тоже. Приятно разваливать такие мерзкие мифы, которые непонятно кому выгодны. Ну, а второй раз был когда националисты, от неспущенного пара, затеяли было ломить одному пареньку голову, но вмешательство не потребовалось: конфликт улегся сам собой. Кстати, потратил энное время на убеждение националистов относительно их политики: они признавали только “резать”, а дальше – наше дело правое, я же пояснял, что вся такая резня играет против язычества, поскольку количества врагов не убавляет, но натравливает на нас народное мнение. Боюсь, что тут мне удалось добиться немногого. Мастер кинул клич нести змея обратно – в Академию Искусств. Для переноса этого сегменчатого идола потребовались усилия 6-7 человек. Но народ особого энтузиазма не проявил, поэтому место недостающего человека занял я, оставив капище на национал группу и нескольких остальных родноверов. Змея мы несли километра два по разным улицам. Мастер дул в дуду и вдохновенно вопэл: “высоты дракону!”, предлагая всем встречным поучаствовать в запуске чуда на небо. Однако, в мастерскую мы его внесли без всякой аэронавтики. Я еще пошутил, что давайте-ка, дескать, по всем музеям с ним пройдемся, а то, когда я еще на халяву в культурных центрах побываю. Когда мы вернулись, из всех оставалось человек 10-15. Я еще немного поговорил с людьми о духовности, о славянском народе. Один из моих собеседников все просил повторить то одному, то другому о значении Старокиевского капища, о том, что его могут порушить позже, о том, что значит для русских это разрушение. Я повторял, хотя и отмахивался поначалу: дескать, и так все слышали уже. Долго ходил по своему маршруту охраны. И в этот момент, когда многие из ушли, бог и обратился ко мне. Без слов. Мне это сложно объяснить сейчас. Он меня призвал и принял одновременно. Тогда я понял, почему все, охранявшие того кумира, независимо от принадлежности к общине считались “Перуновой сотней”. Они чувствовали то же что и я. “Перунова сотня” - это не община, ее не существует на документах, у нее нет своего устава и символа, это люди самых разных по убеждениям общин. Общая в них лишь искренность, с которой они охраняют кумир бога, за которую тот и принимает их. И это посвящение было для меня особым. Когда стемнело, и было уже часов семь вечера, стал собираться уходить и я. На капище оставались четыре человека. Я убедился, что костер в низинке погашен, и не причинит вреда деревьям. Мусор был убран местными родноверами. Я хотел для удобства наложить на идола заклятья от стали, оружия, огня и людской злобы, но из-за поздних экскурсантов немного напортачил: в одно заклятие вложил оберег от железа, оружия и злобы, а вот про огонь забыл, и накладывал отдельным заклятьем. Самого заклятья я не почувствовал, что для меня было впервые: по окончанию, если оно удавалось, я его чувствовал в себе и выпускал выдохом. Либо у меня ничего не получилось и перуново место запретило заклятие потомка черной псковской колдуньи, либо оно получилось и много легче за счет святости места, от того я его не почувствовал. Ночные сторожа разбили палатку рядом с идолом. Я еще раз убедился, что круглосуточная охрана будет следить за сохранностью кумира. Еще раз напомнил о том, что диверсия может произойти много позже, выслушал уверения, что все все поняли, и только после этого поехал к Магуре, готовиться к отъезду домой. Когда я уезжал, то все сокрушался, что от меня было мало пользы. Магура же твердила, что польза от меня была: случись чего, я был бы совсем не лишним в драке. Но и ныне я не собираюсь кричать: “молотами сковано”, “жиды так и не пришли”, “волею своей укрепил славян” или нечто другое, что любят наши язычники. Я приехал делать общее дело, и я его делал. Моя роль и заслуга были не велики. То, что язычники были на подъеме – не мною их дух поднят, то, что христиане не пришли – не я их напугал. Я просто работал. А за работу звездочку на бортах рисовать не принято. Вместо послесловия: 14 октября христиане празднуют Покров божьей матери, иначе – день, посвященный чуду гибели флота Аскольда от бури, которую подняла опущенная византийцами в море риза девы Марии. Теперь праздник Покрова – наш. И даже не надо менять название: в тот день Старокиевская гора была покрыта нашей защитой. Не бойтесь праздновать этот день, родноверы: ныне он не принес христианам ни чуда, ни победы. Скрытень Волк Фотографии с места событий, предоставленные Мирославом Зуенко из общины "Ариский шлях":
Песня "Меч Арея" (смотреть видеозапись на youtube) Алексей Алешкин - создатель Перуна. В охране мелькает мое лицо. (смотреть видеозапись на youtube)
|
